МАМА
Так как интернет всё помнит, то пусть запомнит и мою Маму, которая вчера ушла из жизни
Так как интернет всё помнит, то пусть запомнит и мою Маму, которая вчера ушла из жизни
Как тает снежинка в руках огня, и капля влаги в песках горячих, и струйка дыма в сварге бездонной –
так на всей поверхности и в недрах нашей общей Матушки-Земли, во всей атмосфере ея, во всех водах ея – во всех водах всех водостоков, водоёмов, рек, озёр, болот, морей, океанов –
полностью само-уничтожились, полностью уничтожены, полностью разложились, разточились, разтворились, разпались, разтаяли, изчезли безследно в самые кратчайшие сроки, в сверхсрочном-сверхускоренном времени разпада
все-все-все твёрдые бытовые отходы, мягкие бытовые отходы, жидкие бытовые отходы, пластиковые отходы,
все-все-все производственные, транспортные, химические, радиоактивные, ядерные и прочие отходы,
все-все-все виды мусора на всех свалках, мусорках, помойках и иже с ними, во всех местах их выброса, сброса, слива, во всех их скоплениях, захоронениях, хранилищах,
все-все-все острова-континенты пластикового и всего прочего мусора в водах всего Мирового Океана, все-все-все нефтяные пятна-разливы-плёнки на поверхности и на дне всего Мирового Океана,
все-все-все выбросы, сбросы, сливы всех видов производственных, транспортных и всех прочих отходов – перечисленных-названных и неназванных,
все-все-все виды всего отработанного топлива, шлака, дыма из всех заводских, фабричных, производственных, котельных, машинных и всех прочих труб,
все-все-все компоненты-ингредиенты всех химтрейлов, всех распылений-отравлений и иже с ними,
все-все-все компоненты-ингредиенты всех-всех-всех заражающих, отравляющих, калечащих, убивающих нас болезнетворных зловредных уколов, прививок, вакцин, инъекций и иже с ними –
полностью само-уничтожились, полностью уничтожены, полностью разложились, разточились, разтворились, разпались, разтаяли, изчезли безследно в самые кратчайшие сроки, в сверхсрочном-сверхускоренном времени разпада –
как тает снежинка в руках огня, и капля влаги в песках горячих, и струйка дыма в сварге бездонной.
Слово моё-наше – и всей Законодательной Власти РОДА-ВСЕБОГА-ВСЕТВОРЦА Везде-Сущего и Всё-Могущего в моём-нашем лице – крепко и лепко.
Слово в Деле, в Силе и Славе – в Свет-Духа лаве.
Вольной Волей моей благой,
Вольной Волей нашей благой,
Вольной Волей всей Законодательной Власти РОДА-ВСЕБОГА-ВСЕТВОРЦА Везде-Сущего и Всё-Могущего в моём-нашем лице благой,
Вольной Волей Я-ЕСЬ-МЫ благой –
УЖЕ СДЕЛАНО это, тако есьте и буде – Гой!
Ур-РА ! Ур-РА !! Ур-РА !!!
А-О-У-М … А-О-У-М … А-О-У-М …
Читать три раза на живой огонь восковой свечи – лучше всего сотовой из вощины, на пламя костра – даже маленького, на яркое Солнце, на воду реки или даже на струю проточной воды из-под крана, на вольный ветер…
Не смогла всем ответить в комментариях... Кто-то мне сочувствовал, кто-то писал, что мама мне ничего не должна. В принципе, я не претендую на мамино имущество и жила как жила))) Но мама вновь указала мне мое место под плинтусом)))
Свои накопления на первый взнос по ипотеке я держу на вкладе в Сбере, закрыть вклад без потерь не смогу. А каждая потерянная копейка для меня будет ударом под дых. Это предистория.
А вот и история. Две недели назад мама попросила жить в ее квартире. Так как она устроилась на разъездную работу и дома почти не бывает, а брат живет у жены. Скажу честно, я и бабуля даже немного обрадовались такому предложению. Это ж какая экономия на аренде будет! Можно больше откладывать на первый взнос! Мы с бабулей собрались и за неделю перебрались к моей маме. По приезду, мама попросила у меня денег, суммой в пол моей зарплаты. Нужно было расчитаться с какими-то долгами. Отказать не смогла в силу того, что вроде как я ей обязана крышей над головой. После того как я ей дала деньги, она через пару дней уехала на вахту. У нас с бабулей денег осталось в притык до следующего месяца. И буквально два дня назад приходят с газпрома и грозятся отключить газ за неуплату. А если отключат газ, то не будет горячей воды и газовой плиты. Это был шок!!!
Звоню маме, а она мне говорит, что у нее в карманах пусто и чтоб я договаривалась об отсрочке.
Конечно никто не собирался откладывать отключение. Пришлось оплатить долг и оставить себе на проживание 2 тысячи рублей. И то на весь долг не хватило, но таким образом получилось отодвинуть отключение газа. И ладно бы на этом все, но...
Вчера приходят электрики ОТКЛЮЧАТЬ СВЕТ за неуплату🤯 Я рыдала!!! Получилось договориться с ними до понедельника, а там даже не знаю что делать... Прям близких знакомых, чтоб перезанять у меня нет, мама мне дословно сказала, что "Не могу ничем помочь. Договаривайся, упрашивай", со вклада без потерь деньги не выдернуть.
Это пипец!!! Моя голова в буквальном смысле расскалывается от не возможности решить эту задачу! Пишу и сама не верю, что вот такое может быть в жизни!
п.с. До этого так же практиковали жить в квартире у мамы, пока ее нет. Было время, когда она жила у своего возлюбленного, а мы с бабулей жили в маминой квартире за кварплату. Поэтому, по наивности, такого подвоха не ожидала.
Вообще пох.... Вот наплевать! Я точно не поеду решать мелкие детские проблемы. Даже с пальцем напрягусь только если ребенок напишет, что кровища хлещет, и то потребую фотопруф. Поверьте, большинство детских проблем решаются одной единственной фразой " лишу телефона". Вот реально. Настругал опилок - у вас 15 минут, потом убираю сама, лишу телефона. Дверь открыта? Собака сбежала? У вас 15 минут, иначе через пол часа приду сама - лишу телефона. Чё там с кровищей? Хлоргексидин в аптечке, если засрал квартиру,..... Ну вы понимаете. Сейчас вырастает дочь. Пубертат. Недавно лишила телефона аж на месяц. Заслужила, чё уж. Но, НО, это, блин работает. Ребенок начинает думать, начинает отвечать за поступки, а значит становится всё более взрослым с каждым таким косяком. Сожгли ковшик? Пельмени? Ну вы понимаете... Да не буду лишать телефона! а вот скучные овощи на ужин и яйцо, легко!!! Ковшик придется оплатить из конфет. Всё очень легко решается. С детьми реально иногда очень просто взаимодействовать, ими очень легко манипулировать, они же остро зависимы от нас и нашего настроения. Удачи автору
Ну и фото младшей, для разнообразия текста
Сeгодня на зaтянувшемся сoвещании пришлo сообщение от 10-летнего сына: — Мама, шкaф падает, мы его дeржим!
Я так обалдела, что прoчитала это вслух. И тут увидела квадратные глаза моeго начaльника.
— Пoезжайте скoрее домой! — выдохнул зoлотой шеф.
— Спасибо, — обреченно прoизнесла я и пoмчалась…
А потoм подумала: и чего этo oн так удивился? Дeти у него, врoде, есть.
Аааа... Он же пaпа, а нe мама. Значит, ему не прихoдят сообщения типа: «Мама, я рeзал колбасу и пoрезал палец» — и фотo с окровавленной салфeткой. Или: «Мама, мы забыли на плите ковшик с пельменями…» — и тeперь у нас нет пельменей и ковшика. Хорошо, хоть, дoм есть. Еще oдно: «Мaма, мы пошли гулять и забыли закрыть двeрь…»
Кaк oказалось, совсем. То eсть она осталась нараспашку. Собака гарцевала на свободе и обошла все знакомые помойки, кот сидел на пороге и oкруглившимися глазами сoзерцал свободу. Мозгoв не хвaтило убeжать.
«Мама, мы рeшили выстругать сeбе оружие из найдeнной в кладовке дoски», — и фото с паласом, ровным слоeм покрытым опилками.
«Мама, мы изобрeтали эликсир вечной жизни, и у нас закончились яйца… твой шампунь… корм собаки… зубная пaста и…» — далее, кому на что хвaтит фантазии.
А тут шкaф всего лишь падает. Понятно, что падать он стал, потому что они нoсились, как стадо лосей в брачный период. Но они вeдь его держат! Золотые дeти… Умнички. Гордoсть моя. Хорошо, чтo вaлерьянка не yшла в эликсир вечной жизни, тaк что я еще немного прoтяну в здравoм уме и твердoй пaмяти.
Ибо мама прибьёт!
Ташия Милашич
Гуляю как-то прошлым летом по деревне.
У нас там дача, и в одной из деревенских улиц
Я вижу вишню среди множества деревьев,
Чьи ветви с ягодами спелыми аж до земли прогнулись.
Я тут же к вишне быстренько пристроилась,
С восторгом ягоды в свою ладошку собираю,
Затем, конечно, в рот, и как-то так освоилась,
Но вижу, рядышком идет с ребёнком мама молодая.
Мальчишка смотрит на мои ладошки красные
И к веткам тянется, как вдруг мамаша закричит:
- С ума сошёл? Не тронь! Они же очень грязные!..
На них микробы! А ребёнок от испуга весь дрожит…
Затем вздохнул и посмотрел на тётю с сожалением,
Её микробы страшные должны были тащить,
Со слов мамаши, за ногу в овраг, что за деревней,
И там сожрать, а может даже в речке утопить…
А я застыла, рот полнёшенек от ягод с листьями,
И тут же детство пред глазами ярко пронеслось:
Как я у бабушки в деревне со своими близкими,
Мне так вольготно до обеда на печи тогда спалось.
Ну а потом стремглав на улицу к мальчишкам,
В руке краюшка хлеба, колбаса и финский нож.
Несешься шустро к ним, чтоб поиграть в картишки,
Хлеб с колбасою упадёт, пыль сдуешь, подберёшь…
Потом в войнушку с ними до ночи играешь.
Тебя в ней из рогатки раз пятнадцать подобьют,
Попали в нос, туда же подорожник напихаешь,
А если рана на ноге, мне снова подорожника нарвут.
Затем гурьбой на речку, трое на велосипеде,
Кто упадёт, кому-то ногу цепью зажуёт…
Нарвём гороха, помидор втихушку у соседей,
На речке всё съедаем, по ручонкам сок вовсю течёт.
Там до утра с лихвой наплавались и нанырялись,
Обсохли, быстренько сварганили костёр,
В него картошки свежей, вкусной накидали,
Сожрали вместе с головёшками на спор.
А по ночам ходили рвать колхозную черешню,
Нам попы с пятками у сторожа собака погрызёт,
Опять приложим к ранам подорожник неизбежно,
Совсем не страшно, всё до свадьбы заживёт.
Однажды «потолок» с сестрой для деда сделали -
Он спал, мы сверху простынь натянули, ну орать:
- Ой, потолок-то падает… Потом от деда бегали,
Три дня нас с липы дед никак не мог достать…
Порою ловко сделаем тарзанку из плохой резины.
Кто самый смелый – запуляли дальше всех…
Лицом об лавку, губы в кровь, и лучшей нет вакцины,
Чем подорожник, детство вспомнишь, смех и грех…
Короче, в детстве мы микробов не боялись,
Я думаю, они боялись нас, скорей наоборот...
Лишь только б мама о проделках не узнала…
Боялись только маму, ибо мама нас прибьёт!
Иду как-то домой с тренировки.
И вижу в одной из улочек огромное дерево с шелковицей. Ветки прям до земли, а на них спелые, аж падают от малейшего ветерка, ягоды.
Ну я ж не выдержал. Пристроился, стою ветки обгладываю.
И тут идёт мимо добропорядочная матрона со своим чадом. Ребёнок на меня посмотрел и сам потянулся к веткам. Мамаша как зашипит:«Ты с ума сошёл?? Они же грязные, сейчас мы пойдём в магазин, я тебе куплю, мы дома помоем и ты скушаешь. Никогда, слышишь, никогда не делай как этот дядя. Это же микробы, они могут тебя убить!!!»
Ребёнок вздохнул и с сожалением посмотрел на дядю, которого по версии мамы, страшные микробы уже должны были оттащить за ногу в овраг и там дожрать.
А дядя застыл, с ртом, набитым ягодами и листьями.
И пронеслось у меня перед глазами мое детство.
Просыпаешься, схватил хлеб, колбасу, нож. Мама кричит:«порежешься -убью». Херачишь себе по пальцу. С рукой за спиной, бочком, по стеночке, выбираешься на улицу. Пучка болтается на волоске. Приклеиваешь ее клеем ПВА, сверху подорожник. Главное, чтоб мама не узнала. Ибо прибьёт.
На улице Барсик. Жрешь бутерброд на двоих с ним. Кусь он, кусь ты, по братски. Бутерброд падает. По закону подлости колбасой вниз. Но у нас же в детстве был ещё закон «быстро поднятое не считается упавшим». Отряхиваешь колбасу, продолжаешь трапезу с Барсиком.
Поскакал к своим дружбанам. Играли в войнушки. Тебя подбили из рогатки. Раз 15. Ну живучий оказался, чего уж. Сидишь, облепился подорожником.
Сделали из резины тарзанку. Ты самый смелый, тебя запулили дальше всех. Приземляешься лицом о скамейку. Ломаешь нос, разбиваешь губы, надщербливаешь зуб. Кровь хлещет фонтаном. Пихаешь в ноздри подорожник. Главное, чтоб мама не узнала. Убьёт.
Сделали деду с сестрой «потолок». Это когда человек спит, ты натягиваешь над ним простынь и орешь «потолок падает!». Сидели три дня на липе. Пытались есть кору. Дед ходил внизу с палкой, бубнил «эх, дробовичок бы хороший сейчас».
Погнали на ставок. По трое на одном велосипеде. Кому-то ногу цепью зажевало, кто-то через руль кувыркнулся. До точки назначения добрались не все. Боевые потери. По пути напиздили огурцов, помидор и арбузов с колхозного поля. Главное, дома в огороде у каждого свои арбузы. Но трофейные же вкуснее.
На ставке херачишь арбуз об колено или об камень. Жрешь без ножа и вилки. Сидишь довольный, липкий, весь в арбузных семечках. Мухи у тебя на затылке арбузный сок облизывают.
Поспорил с пацанами, что переплывешь ставок. Ну хули, ты ж уже три дня как плаваешь! Спас мужик на лодке. Сидишь, отплёвываешь ил и лягушек, молишься, чтоб маме не сказали. Мама утопит нахер.
Обсохли, сварганили костёр. Напуляли туда патронов и шифера. Схоронились в овраге. После «обстрела» выползли по пластунски, то есть пузом по земле. На а хули, враг не дремлет, жопу поднимешь - завалят.
Накидали картошки в костёр. Сожрали вместе с лушпайками и головешками.
Ночью пошли обносить соседскую черешню. Сосед спустил собаку. Собака погрызла жопы и пятки. Опять же, здравствуй, подорожник, давно не виделись.
Бабушка гнала домой и лупила палкой по хребту. Ты думал - фиг с ним, маме только не говори. Мама прибьёт.
Короче, нам в детстве никакие микробы были не страшны. Это микробы нас боялись.
А мы боялись только маму.
Ибо мама прибьёт
Она встала из-за стола посреди разговора. Ушла в спальню и не вернулась. Из-за стены вскоре донесся звук телевизора. Ни первое, ни второе, ни третье на мать похоже не было.
Мы с Шарлем переглянулись.
– Ты понял что-нибудь? – спросил я.
Шарль отвернулся.
– Ты что ли провинился?
Я потянулся к нему, мягонькому и теплому: уж больно на душе было паршиво. А он прыг с табуретки и пошел рыжей буханочкой из кухни, махнул хвостом, мол, сам дурак. И коготки по ламинату цок-цок.
Ясно. Кому, как не мне, быть виноватым. Шарлик-то молчал, урчал только под маминой ладонью, а говорил я. Да, уезжаю, да, в Питер. Исход неизбежный в нашем городке, как в старых сказках счастье Ваньки-дурака и Елены Прекрасной. Казалось, мама тоже это понимает. Месяц я подсыпал намеки, мол, друзья живут, приглашают, издательства ближе, мастер-классы, форумы фейс-ту-фейс. А вышло, что не вышло подготовить.
Я вымыл посуду, вытер стол, убрал в холодильник творожные колечки, мамины любимые. Успел купить последнюю упаковку в “Тридевятом царстве”, кондитерской, отмеченной мамой пятью звездами на Яндекс.Отзывах. Выманил Шарля из его сапожьей берлоги тонким ароматом корма. Наглая морда, потискать себя не дал, но от кролика в соусе не отказался.
Я осторожно заглянул в спальню.
Мама сидела в кресле и вязала. В большом, троноподобном – неожиданно маленькая мама. И тапочки слабо покачивались на ногах. Забавно, по отдельности и кресло, и мама были вполне себе нормальных размеров. Это неизменно меня поражало. В цветастом, а-ля павлиний хвост, халате мама тянула пряжу, и пара клубочков подпрыгивали, вращаясь, в коробке. Громко работал телевизор: рисованный король говорил глупости, а придворные смеялись.
– Я все убрал, мам, посуду помыл, Шарлюшу покормил, – с надеждой доложил я.
Она закивала. Телевизору, не мне.
– Ну, мам, ты расстроилась?
Усмехнулась, но не взглянула. Это тоже королю. Пальцы ее ловко работали со спицами. Цык-цык, цык-цык – и новый ряд.
– Все будет хорошо, мам.
Войти я не решился и прикрыл дверь.
Я был впечатлительным ребенком. Маме, папе с этим и повезло, и нет. Стоило сунуть мне в руки чудесную книжечку “Мир сказок”, как развлекать меня им уже не приходилось, могли спокойно собачиться за стенкой, а потом мириться, не разговаривать друг с другом и снова мириться. Жить с огоньком они умели. Но и я чтением не ограничивался.
Выкрадывал у мамы те самые клубки пряжи и запускал их по квартире и двору. Таскал с собой бутылочки из-под “Растишки”: в одной – мертвая вода (в которую я соль насыпал), в другой – живая (которая сладкая и вкусная). Таскал и предлагал мертвую тем, кто жаловался на болячки да ранки. И сладенькой поливал всяких умерших мух, порезанных червей, жуков колорадских и однажды даже дохлого голубя. А как радовался, когда все они оживали! Кроме голубя, разумеется.
Были у меня и кроссовки-скороходы, синие с белыми полосками, и велосипед “Сивка-бурка”, серо-буро-малиновый от того, что у отца никогда не хватало одной краски на весь велосипед. Была и коллекция перышек Жар-птицы, которых я понавыдергивал из курочек в деревне, за что получил справедливый тюк от петуха и нагоняй от бабушки.
И только скатерти-самобранки не было, ею командовала мама. Пробовала это скрывать, но стоило нам выбраться на пикник или пляж, как я наблюдал магию. А папа… Папа жил с уверенностью, что однажды на крючок его спиннинга попадется не щука, так золотая рыбка.
Я позвонил на следующий день, мама не ответила. Набрал вечером – просто молчала в трубку. Я начал понимать отца: ага, этап немых упреков. Не оставалось ничего, кроме как оправдываться:
– Мам, ну, не переживай, все будет хорошо, мы всегда будем на связи… Зачем ты обижаешься? Я ведь уже взрослый человек… Ну, не могу же я до старости работать в нашей местной газетенке? Неужели ты мне этого желаешь?.. Я хочу, чтобы ты меня поняла.
На второй день я заехал к ней. Она подогрела жареной картошки с горбушей, накрошила свежий салат, сварила кофе – и все молча. Первое время за нас двоих отдувался Шарль: тут помурчал, там подмякнул, здесь поорал. Меня вновь не замечал, петлял лишь у маминых ног, следил за дверкой холодильника.
Затем слово взял я. Рассказал об очередной подлости Мышильды, своей крысоватой коллеги, как она за моей спиной обработала клиента из моей базы и заняла под него рекламных модулей на пол второй полосы. Выдумал, по правде сказать (как назло Мышь в последние дни не пакостила), но очень уж мама любила поворчать по ее душу, когда я бывал в гостях. Но не в этот раз. А дальше повторилось все, как встарь: мама в спальню, я за мойку, Шарль – жевать.
Мама вязала носки, утопая в кресле. На экране распевали дифирамбы за очередным безумным чаепитием.
– Помнишь, как я разматывал твои клубочки, думал, что приведут ко входу в Тридевятое царство?
Мама не ответила, считала петли. Не улыбнулась даже.
– Тоже мне царевна Несмеяна! – сорвалось с губ, тут же кольнула совесть. Мозг, судорожно соображая, подкинул идею: – Ну, поручи тогда задание, раз так! Сложное, невозможное – плевать. Выполню – заговоришь со мною.
Мать покачала головой, вздохнула.
– Ваше Высочество, чего изволите?
Многолетняя история наказаний и искупления вины, отпечатанная с детства на подкорке, подсказала очевидное:
– Чу, слышу думы Ваши грозные: ага, ежели до захода солнца отмою покои Ваши так, что можно будет в половицы, как в зеркало, глядеть, подáрите мне радость внимать голосу Вашему? Так знайте же – берусь, царевна, сдюжу!
Я вооружился парой ведер, пипидастром и шваброй, пшикалкой для зеркал и салфетками из микрофибры. Мать не сдалась, и я принялся за дело. Прошелся по всем поверхностям и углам, поднялся и к гардинам с антресолями. Натер до блеска зеркала и стеклянные дверцы шкафов. До белизны вычистил газовую плиту и раковины. Отдраил пол до чистой воды. Да погонял Шарлика из комнаты в комнату.
Думал, психану, брошу, и мы рассоримся в пух и прах. Но я ж впечатлительный ребенок, и забавная мысль, что я тот самый Иванушка, у которого чудесным образом все получается, придавала сил. Это не мука, это игра! Напряги мышцу воображения – и вот у тебя уже пипидастр, который сам подлетает к гардинам, салфетка, которая слизывает разводы и пятна, и швабра, которая сама вытягивается и даже загибается.
Закончил с последним лучом.
– Ну, что, царевна, работа сделана, могу услышать Ваш голос?
Мама, разливая чай, качнула головой. Я скрипнул зубами.
– Али не кажут начищенные половицы всей красы Вашей аки зерцала? – не сдержался, съерничал.
Она снова качнула головой, но улыбка мелькнула в уголках губ.
– Ну, будет еще день, Ваше Высочество.
Чай пили молча.
На следующий день явился с рассветом. Ладно, почти. Правильнее сказать – к завтраку. Была суббота, солнечный выходной. Мама молчала, Шарль в такую рань не показывался – дрых на поваленных сапогах. Эта замшевая пара – единственная отцовская вещь, что мать оставила в квартире.
– Готово ли новое задание, Ваше Высочество? – грянул я в тишину, решил не отступать. – Коли выполню – заговоришь со мной. Теперь уж точно.
Мама жевала омлет вприкуску с сырным бутербродом. Глянула в окно.
– Слышу думы твои хлопотные. Ага, шестой день седмицы, ясно, чего желать изволишь: земля помощи дожидается. Ну, ежели спасу угодья твои от трав сорных, ежели напою водою да избавлю от тяжести плодов, соком налитых, даруешь мне радость беседы с тобою – по душам да с пониманьем.
Мама скрестила руки на груди, постучала пальчиком по подбородку, пожала губами. Вошел Шарлик и все испортил своим несносным французским акцентом.
Ехали втроем. Дача встретила разноцветьем и полифонией. А еще густыми ароматами, от которых не привыкшие носы (мой и Шарля) тут же запчихали. Несмеяна устроилась на лавочке со все теми же клубочками на поводках. Шарлюнчик после завтрака из телятины с овощами улегся на крылечке, подставив пузо солнечному теплу. А я вооружился тяпкой, лопаткой, ведром, перчатками и старой отцовской соломенной шляпкой и бросился в бой.
Сражение оказалось куда тяжелее и потопролитнее первого. Долго ли, коротко ли, но очистил грядки от полчища сорняков. И снова не без помощи того впечатлительного дружочка: перчатки-самохватки не выпускали колючих трав, а тяпка-порубайка и лопатка-откопайка выковыривали их с корнями.
Перекусив и напившись вдоволь морса, поспешил напоить и пересохшие земли. С лейкой-полейкой, вода в которой никогда не иссякает, работа спорилась. Шустрыми струйками из дырявого носика вода (живая-не-живая, но живительная) нежно била по грядкам, по листочкам-лепесточкам, шипела, жужжала и пугала Шарля, который сбегал прочь, припадая к земле. Воздух напитался влагой, и заскучавшее солнце даже поиграло радугой.
Но царевна все равно обхитрила, за моей спиной увела мою работу: глянул – уже корзины спелыми плодами наполняет.
– Нечестно играете, Ваше Высочество, – заметил я. – Али и в этот раз не зачтете подвиг?
Мама лишь усмехнулась. Но яблоньку выручил все-таки сам. И в благодарность она приютила нас в своей прохладной тени на послеобеденный отдых.
Когда стали собираться, обнаружилось, что Шарль, рыжий негодяй, пропал. Переглянулись с мамой. На пару секунд в ее глазах застыло замешательство, а затем она заголосила:
– Шарль! Шарлюша! Ко мне, мальчик! Шарлик, ты где? Кис-кис.
Я обрадовался, победно выдохнул. Вроде я дите, а как ребенок, ведет себя она. Ей-богу!
– В сарае не смотрела? – спросил тут же.
Она не ответила! Молча пошла туда. И снова донеслось ее “кис-кис”.
Ясно: расколдовалась, да не для меня, упертая! Ну, ничего, самолет мой не завтра и даже не через неделю.
Искали от силы минут пять, пока в наступившей тишине не послышалось недовольное “Мэо!” Потом снова. И снова. Звук привел нас в дом.
Говорила шляпа. Та самая папина соломенная шляпа, которую я после работы бросил на тахту. С очередным требовательным “Мау!” из-под шляпы выглянул Шарль.
В город ехали молча.
На третий день пришел с дарами. Чтобы наверняка.
– Принимай гостинцы, Ваше Высочество! – стал выкладывать на стол из пакетов, приговаривая: – Вот изловил для тебя Жар-птицу, правда, выщипал уже. Заглянул к Рябе и разжился десятком яиц, да не простых, а золотых. Набрал тебе в заморский тетрапак молочка из молочной реки. Ну и добыл волшебных колец в “Тридевятом царстве”.
Звучал с издевкой, так она разве не издевается? Разложила все по полкам холодильника и снова в спальню. В покои на трон.
Собираясь с утра, я ломал голову, придумывая подвиг. Приготовить пир? Выстирать и выгладить? Забить, закрутить, переставить? Подбирал вроде с энтузиазмом, но теперь вдруг вся решимость испарилась. Осталась лишь усталость от игры и раздражение. Терпение кончилось.
– Мам, я все равно перееду, – выдохнул я. Она остановилась в дверях. – Ну не может быть по-другому. Даже в сказках сын всегда уходит, так повелось, наверно, потому что это жизнь.
Мама вздохнула.
– Он должен, ну… пройти через трудности. Огонь, воду и пятое-десятое... – Я шагнул к ней, она обернулась. – Чтобы стать мужем и… найти себя. Да-да, мам, вот такие мы теперь – все поголовно ищем себя, – я усмехнулся. – Ты же тоже читала все эти истории. Помню, читала мне. Дорога, мам... Разве хоть одна история обходится без нее? И вспомни: сын всегда возвращается, только уже с богатством и невестой, а?
Я улыбнулся. Она раскрыла было рот, но слово так и застряло. Тогда она закивала и юркнула в спальню. Я простонал и бросился следом.
– Ладушки, Ваше Высочество, знаю я третье задание! Перенести Вас с собою за тридевять земель в большой-богатый Питерград. Да проще репки, царевна! И поможет мне в этом чудо-чудное. – Я достал телефон, залез в сеть. – Так, билет. Один, взрослый. Летим мы в Питер, дата – двадцать третье. Мудрина Алёна Владимировна. Так, паспорт.
Кинулся к комоду:
– Паспорт, паспорт. Видел ведь, был здесь. Ага!
– Хватит, Ваня! Не сходи с ума.
Нет, это не Шарль заговорил. Мама.
– Наконец-то! – вырвалось у меня.
– Вот! – вскрикнула она. – Вот! – Ткнула в меня пальцем.
– Что “вот”?
– Да знала я, что ты уедешь! Давно знала, хоть ты и говорил, что не планируешь…
– Ну, я не был до конца уверен, – стал оправдываться.
Но мы говорили! Наконец-то говорили!
– Серьезно, мам. Просто недавно прошел собеседование в интернет-издании в Питере, и…
– И я рада за тебя, действительно рада. Знала, что так будет, материнское сердце не обманешь.
Она опустилась в кресло. Такая маленькая.
– Но почему тогда не разговаривала? Зачем этот дурацкий бойкот?
– Из-за “наконец-то”!
– Что? Не понял.
Я спрятал телефон, шагнул ближе.
– Что ты мне сказал, помнишь?
Мама подняла голову, посмотрела с огорчением. Ох, этот взгляд. Знакомый до боли. Когда-то я был впечатлительным ребенком, прошло несколько лет – и я стал не впечатляющим подростком: не отличник, не спортсмен, не помощник по дому. Одно огорчение.
– Что в конце месяца переезжаю в Питер, – буркнул я, совсем как тот самый подросток.
– Нет, как ты это сказал?
– Да я ж тебе намекал, готовил как бы. Сказал, чтоб не переживала, что друзья есть.
Она устало улыбнулась.
– Нет, Вань, я про другое. Ты прости, я, наверно, действительно перегнула, просто… Наконец-то… Вань, ты сказал еще: “Уеду отсюда наконец-то”, понимаешь?
Я хотел было мотнуть головой, но до меня дошло. Я вмиг покрылся потом и наверняка покраснел, живот скрутило.
– Неужели тебе здесь было так плохо? – выдавила мама. – Что, надоела я тебе, поскорей бы бросить?
– Конечно, нет, мам! – Шагнул к ней, опустился на пол. – Я… я не имел это в виду, я… Я вообще так не думаю, просто… Не знаю, это слово, оно само вылетело.
Мама кивнула. Протянула руку и смахнула прядку, съехавшую мне на лоб.
– Да, бывает, – сжала она губы. – Понимаю.
– Нет, правда. “Наконец-то” это… это, наверно, потому что давно об этом думал. И всё. Нет, совсем не потому, что мне здесь плохо или прям всю жизнь было ужасно, совсем нет.
Она снова пригладила мне волосы.
– На самом деле, мам, было классно. Хоть я и бесил тебя часто, но мне с тобой точно повезло, спасибо, что терпела.
– Да, я знала, ты не со зла, я тебя так не воспитывала, – погрозила она пальцем. – Хотела сдаться сразу же после первого… подвига, но, признаюсь… игра меня увлекла.
Мы усмехнулись.
– Понимала, ты не виноват, но это по-прежнему больно для меня, “наконец-то” то есть. Твой отец, когда мы развелись, он ведь тоже сказал: “Наконец-то”.
В ее глазах сверкнули слезы. Я поднялся и обнял ее. Крепко-крепко. Такую маленькую, но такую сильную.
Не знаю, сколько мы так просидели – в обнимку, она в кресле, я на подлокотнике, но в какой-то момент между нами протиснулась мохнатая морда и резонно спросила:
– Обедать будем?
Несмеяна хохотнула.
Пировали богато и громко. Вспоминали подвиги последних дней и проказы дней минувших. Помянули и Мышильду.
Мама встала из-за стола и посреди разговора отлучилась в спальню. Возвратилась с гостинцами:
– Я зачем тогда в спальню-то хотела? Я ведь закончила как раз, хотела тебе отдать и покончить с обидой. – Она вручила мне шерстяные носки да варежки. – В Питерграде зимы-то холодные.
Автор: Женя Матвеев
Оригинальная публикация ВК