Авторские истории

А потом наступила эра паровозов и прочей механики, прогресс понесся с бешеной скоростью и снежная дева, подпав под влияние суфражисток, принялась бороться за женские права с необыкновенным жаром. И вот как-то на митинге против корсетов, кажется, произнесла столь пылкую речь, что натуральным образом растаяла.

Впрочем, что о ней жалеть! Во-первых, пренеприятная была особа. А во-вторых, в Швейцарии этих дев снежных и так избыток.

Бесплатно книгу можно почитать тут - https://author.today/work/345763

Если желаете поддержать копеечкой то можно купить электронную или печатную версию тут - https://ridero.ru/books/oskolok_shigira/

Протолкав некоторое расстояние, мотор снова завели, дали немного прогреться и благополучно тронулись с места. Близнецы сидели сзади с автоматами на груди и взглядом провожали свою прошлую жизнь.

Дрезина ехала медленно, но уверенно, всяко лучше, чем идти пешком. Переключать передачи Борис Валентинович не решался, дрезину нужно было обкатать, неизвестно, все ли гайки с болтами у нее закручены до конца.

— Как назовем ее?! — перекричал мотор наставник и ткнул локтем в бок напарника.

— А зачем ее называть? — ответил вопросом на вопрос Сережа.

— Ну как это не порядок, — улыбнулся Борис. — У каждой машины должно быть свое имя.

— Ну... Тогда... — призадумался Сережа. — Раз она дрезина, значит, будет Зина.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся наставник. — Так тому и быть.

Отряд проехал еще пару минут молча.

— Отличный у нее ход, — заметил Борис. — Конечно, не мешало бы всё смазать. Надо будет заняться, как приедем.

Борис посмотрел на каменное лицо Сергея и добавил:

— Я помню, что там нас ждут трупы. Просто пытаюсь отвлечься и не стрессовать раньше времени.

Близнецы всё это время молчали и лишь иногда посматривали друг на друга.

— Ну что, значит, новая жизнь? — спросил Сашка у Пашки. — Сидорович считает нас мертвыми.

— Это пока за дрезиной не пришлет своих автоматчиков, — буркнул Пашка. — А как явятся туда, сразу прочухают, что наших тел нет, автоматов нет и прицепа с ценным грузом тоже нет. Надо где-то притаиться, пока всё не утрясется.

— А вон и родная станция уже виднеется вдалеке! — крикнул Борис Валентинович. — Быстро на «Зине» добрались, даже не заметили как.

***

Маша закрыла дверь станции и дождалась друзей.

— Что там? Где Сережа? Грабители мертвы? — осыпала вопросами подружку Ю.

— Ни Сергея, ни Бориса Валентиновича там нет, — Маша достала из своего рюкзака старый платок и повязала на лицо, прикрыв рот и нос. — Грабителей тоже нет.

— Как это нет? А кто же вчера стрелял, по-твоему? Нам же не показалось? — не успокаивалась девушка.

Игорь Маркович быстро подошел к двери и резко дернул за ручку. Весь бетонный пол зала ожидания был перепачкан спекшейся кровью. На полу и на лавках лежали мертвые тела выживших бродяг. Головы и грудные клетки были изрешечены пулями.

— Ёлы-палы, это же обычные бродяги, — ужаснулся Карандаш. — Видимо, шайка Свиноголового ушла со станции, когда поняли, что грабить здесь больше некого.

Игорь Маркович нагнулся и поднял с пола гильзу.

— Автоматная, — осмотрел мужчина находку. — У «поросячьих глазок» автоматов не было. Кто же вас убил, ребята?

Ю сняла свою тонкую косынку с головы и, повязав на лицо, быстрыми шагами прошла в коморку смотрителя. Немного покопавшись, девушка вышла, держа в одной руке свою снайперскую винтовку, а в другой — Сережино ружье.

— Свин не убийца! — воскликнула девушка. — Он даже оружие не забрал. Знаете, почему? Потому как оно ему без надобности.

— Что будем делать? — спросила Мария.

Вдалеке послышался звук мотоциклетного двигателя.

— Кто-то едет, — Крантик вышел на перрон и посмотрел в сторону станции Ерелино. — Не вижу кто, какие-то мужики.

Ю отдала ружье Игорю Валентиновичу и как можно быстрее зарядила свою винтовку.

— Живо все в помещение, — скомандовала Мария и закрыла дверь.

Ключа найти не удалось, девушка просто держала ее руками. Мотодрезина подъехала к станции, остановилась и прекратила тарахтеть. С нее слезли четверо мужчин и направились к постройке.

Сергей дернул за ручку, дверь поддалась, но тут же закрылась обратно. Тогда парень дернул ее сильней, уперевшись в стену ногой, и вместе с металлической дверью на него вылетела Маша, чуть не сбив с ног. Молодой человек успел ее поймать так, что они оба удержались на ногах. Девушка заплакала и уткнулась лицом Сереже в плечо. Парень от неожиданности обнял Машу и крепко к себе прижал.

— Я наврала тебе, слышишь? — сквозь хлюпанье и шмыганье носом сказала Маша. — Я тебя давно знаю, мы знакомы.

— Тише, тише, — Сережа прижал девушку к себе еще сильней. — Я это сразу почувствовал, в первый же день, как увидел тебя сквозь заколоченное досками окно. Сердце не обманешь.

— Мы не просто знакомы, — продолжила Маша, не смотря парню в глаза. — Мы женаты и жили вместе до эпидемии.

— Но как? Почему ты не рассказала мне раньше? Где мы жили? Сколько мне лет и как, черт возьми, меня зовут? — Сережа не знал, с какого вопроса начать.

— Тебя и впрямь зовут Сергей, — Маша отошла на полшага назад и посмотрела в глаза мужу. — Я так поступила, чтобы уберечь.

— От кого? — всплеснул руками молодой человек.

— От себя самого, — тихо ответила Мария и опустила взгляд на землю. — Это долгая история, но я всё тебе расскажу.

Мужчины зашли в зал ожидания и оцепенели.

— Это же не шайка грабителей, — выцедил сквозь зубы Борис Валентинович. — Автоматчики Ключницы всё перепутали. Они не стали разбираться, кто есть кто, и просто открыли огонь по безоружным бродягам.

— Что будем делать? — дрожащим голосом спросила Мария еще раз.

— Их нужно похоронить, — четко и внятно произнес Борис. — У нас были лопаты, копаем яму с другой стороны железной дороги. Уже мухи летают, мало ли какая зараза распространится.

— Тогда вытащите тела, а мы с Ю вымоем полы, — решительно борясь со своим страхом, выдавила из себя Маша. — Грант, ты принесешь нам ведро воды из колодца?

— Сейчас сделаем, — веселым и звонким голосом ответил мальчик.

Крантик схватил пустое ведро возле печки-буржуйки и вышел из станции. Парень обошел здание сбоку и вышел к расположенному сзади старому колодцу. На имитированной крышке была написана древесным углем из печки фраза: «Нелюбителю шуток».

Грант не придал этому значения и привычно снял с листа железа кирпичи, а затем и сам лист, защищающий воду от грязи. В этот момент сработала растяжка, и прогремел взрыв.

Все выбежали из станции, но парня было уже не спасти.

Игорь Маркович, увидя разорванное тело, подбежал, упал на колени и в состоянии шока бил по щекам мальчика ладонью, пытаясь его привести в чувство. Братья-близнецы взяли мужчину под руки и оттащили в зал ожидания, где он и потерял сознание. Ю машинально села на корточки, девушку жутко начало рвать. Все стояли и смотрели, не в состоянии помочь. Ком в горле не давал сказать ни слова.

— Клянусь, Свин получит по заслугам, — пробубнил себе под нос Сережа.

— Это я виновата, — зарыдала Мария. — Ну зачем послала его за водой?

***

Его похоронили отдельно от всех. По ту сторону железной дороги, у самого лесочка, под молодой березкой. Сережа вколотил в могилу, прибитую к палке гвоздем, небольшую фанерку с надписью:

«От нас ушел ты за мгновенье, а боль осталась навсегда».

Игорь Маркович вытер слезы рукой, повернулся в сторону станции Ерелино и, не сказав никому ни слова, ушел, помогая себе срубленной палочкой.

Конец.

Приглашаю пройти опрос.

«Когда ты идешь на периметр, у тебя с собой обязательно должна быть оцинковка!» – внушал Серёга во времена моей стажировки. Это был не первый случай оценить данный совет. Как сумел, восстановил соединение оцинкованной проволокой, и прошел на пульт. Зайцы стояли ровно, столбиком.

– А что ты сделал? – осведомилась операторша.

– Так вон сколько снега постряхивал.

– Э-э... Когда ты его стряхивал, ничего не менялось, а вот сейчас зашел под пульт, что-то там сделал...

После обеда я впопыхах провёл регламентные работы, предстояли два выходных дня.

Прихожу на службу после выходных, вызывает Прощельчук.

– Ты где был два дня?

– Отдыхал, выходные.

– Как выходные, я тебе разве не говорил, что переходим на пятидневку?

Дело в том, что в период хорошей работы аппарата начальник сделал нам блатной график – два на два. Много кто высказывал недовольство таким послаблением, даже старшина роты прапорщик Мабуть, чьё дело – сторона, высказался: «Так это не работа, а отдых получается!» Вот Прощельчук и ждал удобного момента, чтобы отыграть назад. И плёвая поломка, больше по его вине, пошла за такой момент.

– Ротный у меня спрашивает: «Где у тебя боец?» И что я ему должен отвечать?

Артист! А позвонить домой по городскому не в силах?

Короче, пошла ругань. Он заявил, что я плохо работаю, я ответил, что если бы он не вмешивался в дела, в которых ничего не понимает, от меня было бы больше пользы. Объяснил про недавнюю поломку.

– Ну, причём тут заземление!

– Если бы понимал, не спрашивал бы.

Возник Таращенко и приказал следовать за ним. Ещё одно чудо дождалось своего часа.

– Я отстраняю тебя от ЧАВО! – крикнул вдогонку Прощельчук.

Штрафная скамейка

Трудно убедить в чем-либо идиота, но человека, строящего из себя идиота во имя своих целей, совершенно невозможно. Таращенко строил из себя идиота талантливо, вдохновенно, не напрягаясь. Он убеждал меня, что я – почти преступник, что таким нет места в сплоченных рядах... Он обвинял меня в злостном неисполнении приказа, который я не получал, в непочтении к начальнику, что было правдой. Зашедшему в кабинет прапорщику Мабуть он сказал, указывая на меня: «Он думает, в профсоюзе работает!»

Да-а, шикарная фразочка! За того, кто неправ, профсоюз заступаться не станет. Таращенко лаконично признавал, что я прав, и давал понять, что плевал на это, и намерен добиваться своего. Заходил начштаба батальона, выслушал Таращенко, выразил возмущение моей враждебной деятельностью, заранее одобрил любые меры.

Вышел я из кабинета усталый, сел на подоконник в коридоре, и просидел до конца дня. И так не помню, сколько дней, придя на службу садился на этот же подоконник. В обеденный перерыв ходил в столовую, ещё посещал занятия для вышкарей, когда случались.

Кончилось это тем, что меня пригласил в кабинет Бушинский, и сообщил, что назначает меня мастером по инженерным средствам охраны, т. е. заборам, заграждениям, а к электронике чтоб не лез. Еще не дойдя до аккумуляторной, я понял причину такой доброты: сработки пёрли валом, затишье кончилось. Встретил меня Лёвка, замученный, весь в снегу. Приказ не лезть к аппарату тут же был забыт, включился в работу.

Месяца через четыре я узнал, что мне было пожаловано взыскание. Вот так, без объявления, без доведения.

Конная авиация

Непросто ремонтировать аппаратуру, устройство которой представляешь весьма туманно. А Прощельчук практически не появлялся на службе. Ладно, он не появлялся, когда всё отменно функционировало, теперь-то стоило поработать. Но он работал связистом в частном предприятии, созданном на базе промзоны, а в войсках только числился.

Я неоднократно выражал недовольство этим фактом, но начальство только отводило глаза с дурацкими усмешками. И тут чёрт сунул Стеллочку, чьё место в очереди за прокладками. Она стала меня уверять, что Прощельчук заслужил право не работать, чем вызвала сомнения в её психическом здоровье. Я ей пытался, как человеку, объяснять, что он получит это право, когда выйдет на пенсию, и что состояние аппаратуры никаких заслуг не отражает: весь монтаж на периметре выполнен руками, растущими не из того места.

Эта шизичка не унималась, и однажды, когда мне долго не удавалось утихомирить буйный третий «Пион», со вздохом вымолвила: «Ах, как мне не нравятся дилетанты! На прежней работе у меня было личное клеймо». Ответил ей, что по моим наблюдениям, в одного махрового дилетанта она крепко влюблена, и неразумно этот факт демонстрирует. А про эту «поломку» ещё будет речь. Да-да, в очередной раз выяснилось, что аппарат в норме, причина в рукожопом монтаже.

Как-то вдруг и ненавязчиво выяснилось, что не работает один участок емкостной. Записал это дело в журнал. На следующий день опять был утренник в дурдоме. Белоснежка с ненавидящим взглядом требовала неопровержимых доказательств, что участок не работает, и только их получила, как ввалился Прощельчук и заорал:

– Ты соображаешь, что ты тут пишешь? У тебя с головой в порядке?

– То есть, я должен понимать, устройство исправно?

– На «тройке» не срабатывает, а на «десятке» – будет! – он, конечно, не знал, что только что всё тестировалось, и на «девятке» ничего не срабатывало, а на «десятке» уходило в сработку сразу, без воздействия.

Бывает, что человек, не знающий некоторой ситуации, пытается внушать своё её видение тому, кто знает её несравнимо лучше. Года три спустя прапорщик Мабуть пытался убедить меня, что Прощельчук – большой спец ЧАВО. «Чаво-чаво» – переспрашивал я, присутствующие веселились. В одном рассказе Марка Твена шкипер учит баптистского пастыря анализу библейских текстов, тоже смешно.

Короче, выяснилось, что не работают три(!) участка емкостной, я доложил Бушинскому, тот спросил Прощельчука, Прощельчук заявил, что всё работает, Бушинский успокоился, всем стало хорошо. Как-то очень кстати нагрянула проверка с полка, выявили неработающие участки, при этом Прощельчук не орал, что всё работает, и не вопрошал, в порядке ли у них с головами... Они уехали, и никаких последствий. Очередная логическая аномалия!

Консультация специалиста

Ранней весной стали досаждать блокировки основного ограждения. Сама блокировка является предельно примитивным датчиком: по забору натянут проводок, по проводку пущен ток, проводок рвётся, идёт сработка. Сложнее исполнительное устройство, это универсальное исполнительное дискретных датчиков, и работает эта мерзость как компаратор. А в проводке на заборе скрутки то подмокнут, то подмёрзнут, сработки прут валом, я и придумал вот такой стабилизатор:

Пошел показывать Прощельчуку.

– И как ты собираешься подавать на него питание? – первым делом осведомился мой эксперт.

– Не надо никакого питания, напряжение контрольной пары само всё сделает.

– ???

– Ну, как в телефонной связи по двум проводам идёт и пита-ние, и разговор в обе стороны? Транзистор бесхозный есть? Ага! – из тестера, транзистора и двух проводков я соорудил модель устройства – Вот, блокировка цела, сопротивление между эмиттером и коллектором практически нулевое, разрываем блокировку... Двести килоом! Срабатывание гарантировано.

– А напряжения-то в контрольной паре хватит? Там же доли вольта.

– Там двадцать вольт.

– Не может быть!

Охренеть познания!

– Тем не менее.

Емкостная

Меня и раньше терзали смутные сомнения по поводу метода настройки приёмных устройств емкостной системы. Но спецы из  Чегабана настраивали этим же способом, Потом некоторое время аппарат работал отлично, что не мотивировало к изысканиям. Но вот всё поплохело, и мозги зашевелились.

Проезжая или проходя мимо заборов охраняемых объектов, вы наверняка замечали кронштейны с фаянсовыми изоляторами, на  которых растянута проволока, нередко колючая. Некоторые люди утверждают, что эта проволока под высоким напряжением... Ничего подобного, напряжение на ней есть, но совсем не высокое: если рука сырая – щипнет, а если сухая, так и  не почувствуете. Это система, срабатывающая на внесение электрической емкости. Например, человеческого тела, для этого и предназначена. Но может срабатывать и на атмосферные явления: дождь, электрические разряды...

Чтобы охрана точнее могла знать, где случилось нарушение, периметр разбит на участки, на каждом своё приёмное устройство, а чтобы уменьшить количество ложных срабатываний, участок поделен на две половины, называемых плечами и подключенных в противофазе. В идеале плечи одного участка должны быть равны по ёмкости, но на случай, если это не так, в приёмном смонтировано несколько конденсаторов и переключатель, позволяющий добавлять их в то или иное плечо.

Всего 11 положений, среднее и два крайних ничего никуда не добавляют, они на случай если не идеального, то хорошего баланса, а остальные разделены по четыре между плечами, и к их контактам подключены те конденсаторы разных емкостей. По здравому рассуждению, правильное положение этого переключателя должно быть одно. С несущественными оговорками. У нас же, при показанном Серёгой методе, всегда получались новые значения.

Порядок действий

В аккумуляторной валялась схема приёмного устройства, выполненная на ископаемом советском ксероксе. И вот, вернувшись с периметра и устроив перекур, пялясь в эту схему, я составил свой способ настройки, записал, и отправился к Прощельчуку.

– Ну, и что? – сказал Маэстро, ознакомившись с запиской – то же самое.

– А порядок действий?

– И что?

Занавес!

Вообще-то, явно неправильный способ состоял из тех же действий, что и придуманный мной, только некоторые были упразднены, оставшиеся перепутаны. А так – да, то же самое. А тем, кто разделяет мнение о неважности порядка действий, советую, идя по большому, записать производимые действия, и в следующие разы произвольно менять их порядок.

– Читай описание, там всё расписано – он не впервые так отвечал на мои вопросы, и я, наконец, решился:

– Так вы ж мне его дайте!

И он дал! Так моя служба на ЧАВО разделилась на две части – до получения описания и после.

Но всё оказалось не так просто.

Сначала появились анонимные письма. Потом — телефонные звонки. Кто-то тяжело дышал в трубку, кто-то сразу требовал воскресить злодея, «а не то...»

Сначала я смеялась в ответ и рассказывала об этом всем знакомым. Но чем дальше, тем менее забавной становилась ситуация.

Они продолжали звонить. Оставляли письма на коврике у двери. Начали караулить меня у подъезда, преследовать, требовать, чтобы я вернула злодея, немедленно.

Как ни странно, я могла их понять. Мне тоже всегда нравились отрицательные персонажи. Есть в этой тьме что-то притягательное, предлагающее броситься в омут — с головой.

Меня к нему подтолкнули преследователи.

Злодей подружился с акулами и триумфально вернулся в шестой книге. На бумаге возможно всё, ведь правда? Я надеялась, что преследователи исчезнут, но они решили меня не бросать.

Ведь планировалась седьмая книга. И ещё одна. Вдохновения у меня хватило бы и на пару десятков.

Злодей всё ещё со мной — и не собирается никуда уходить. А верные поклонники тоже рядом. Следят, чтобы я продолжала писать.

И чтобы моё перо случайно не пронзило их любимых персонажей.

133/366

Одна из историй, которые я пишу каждый день - для творческой практики и создания контента.

Соцсети с моими текстами - если вам интересно~

— Вы что, их убили? — Голос Бориса Валентиновича задрожал. — Они же...

— Только не надо благодарностей, — перебила Ключница. — Сочтемся как-нибудь. Сегодня мы вам помогли, завтра вы нам. Соседи как-никак.

— Они же не убийцы, — продолжил Борис. — Хулиганы — да, грабители — да, но они никого не убили. Просто выгнали — и всё. Их нужно было проучить, напугать, но не убивать.

Губа Екатерины Дмитриевны затряслась, улыбка на лице сменилась гневной гримасой. Не прошло и секунды, как женщина снова заулыбалась и, прокашлявшись в кулак, ответила:

— Вы просили о помощи, и мы помогли. Это нужно ценить, а не ставить в укор. Погостите у нас или сразу в путь? Дома-то лучше всегда, не так ли?

— Мы уходим, если можно, только воды нам с собой наполните канистру, — тихо сказал Сережа.

— Захааар! — заорала Ключница.

— Я тут, моя радость, — Захар стоял за ее спиной в полуметре и от этого заметно вздрогнул.

— Налей нашим новым друзьям водички да насыпь с собой сухарей, что ли, каких-нибудь. Пусть погрызут по дороге.

Женщина подошла к Борису ближе и сказала шепотом на ухо:

— Гони ствол назад.

***

Автоматные очереди были слышны несколько минут. Друзья собрались возле камина и молча слушали выстрелы. Лес их отчетливо передавал и, вероятно, даже усиливал громкость. Казалось, стреляли где-то рядом. Людские крики и вопли доносились в промежутках затишья.

— Что, если там действительно Сережа? — прервала молчание Маша. — А мы сидим тут и бездействуем.

— И чем ты собралась помогать? — спросила Ю, лежа на одном из диванов. — Оружия-то у нас нет.

— Ю права, — влез в разговор Игорь Маркович. — Если бы Сергей и Борис Валентинович нуждались в нашей помощи, они бы пришли сначала в лагерь. Наверняка просекли, куда мы ушли. Завтра утром сходим посмотреть, что там да как.

— Все равно не могу сидеть на месте, — Маша встала и принялась ходить от окна до двери и обратно.

— Влюбилась, что ли? — язвительным тоном спросила Ю.

— Я? В кого? — замешкалась Маша. — Видимо, ты про Сережу. Знаешь, порой к собаке привязываешься, а уж к человеку и подавно. Знала женщину одну еще до эпидемии. Привязалась собака к ней на огороде, не знаю, откуда прибежала, просто стала с ней жить. Большая такая, неизвестной породы, помесь, скорей всего. Так вот, женщина настолько к ней привязалась за лето, что, уезжая на зиму в город, ревела три дня. В морозы знакомая жила в квартире у своей больной матери, и та, вдобавок, не переносила собачью шерсть. Аллергия, что ли, не знаю. Так вот, как я уже сказала, поревела трое суток, а на четвертые привезла песику еды. Так и ездила к нему всю зиму два раза в неделю. Он даже встречал ее на станции, прям как в том фильме. А ты говоришь, влюбилась, да вы мне как родственники уже все.

— Не знаю, я вот никого не любила, — немного подумав, сказала Ю и закинула ногу на коленку, лежа на спине.

— А тебя, кстати, как зовут-то хоть? — поинтересовался Игорь Маркович.

— Ю, — ответила девушка. — У тебя что, деменция началась?

— Нет такого имени, в первый раз слышу, — заворчал мужчина. — Это ведь сокращение от Юлии, да? Юлианы? Или Юноны, а может, Юты? От прошлого своего прячешься, вот и скрываешь истинное имя.

— Меня зовут Юю, — улыбнулась Ю. — Для друзей просто Ю. Это какое-то азиатское имя, вроде китайское, спасибо мамаше. Она всегда была с приветом. Означает «счастливая». А прошлое мое действительно не хотелось бы вспоминать. Видишь ли, уважаемый Игорь Маркович, так уж вышло, что я не просто так отлично стреляю из снайперской винтовки.

— Понял, не дурак, — ответил мужчина и отхлебнул немного крепко заваренного кофе из кружки. — Что-то душит меня сегодня. Не к добру это. В комнате душно или только мне кажется?

Карандаш расстегнул верхние пуговицы рубахи и просунул ладонь в область сердца.

— Полежи на диванчике, дядя Гош, — запереживал Грант. — Переволновался, поди, сегодня, сидя в кустах.

Карандаш встал со стула и, потихоньку оперевшись на юного помощника, добрался до своего лежбища и аккуратно прилег. Крантик поднял его голову и поправил повыше подушку.

— А ты чем занималась до эпидемии? — спросил вдруг пожилой мужчина Марию.

Маша не прекращала ходить от стенки до стенки и сначала даже не расслышала вопроса.

— А? — нервно вздрогнула девушка. — Ну, раз у нас у всех тут скелеты в шкафах, тогда и я оставлю в секрете свое прошлое.

— Ну всё же, — настоял Карандаш.

— До эпидемии я была замужем, — Маша остановилась напротив камина и продолжила, вглядываясь в пламя. — Когда всё началось, у мужа словно башню сорвало. Он перестал быть похож на самого себя. Связался с плохими людьми и даже возглавил их шайку. Грабили, шантажировали, угрожали, в общем, занимались легким обогащением.

В глазах девушки отражалось пламя камина.

— И где он сейчас? — пробухтел Игорь Маркович и сильно закашлялся в кулак.

— Не знаю, полтора года его не видела, — тихо ответила девушка. — Я ушла от него, как только выпала возможность. Его, наверное, убили давно. Такие долго не живут. Меня удивляет только одно. Всю жизнь я думала, что люди не меняются. Что психика формируется в детстве. А тут на тебе, пожалуйста, а ведь таким тихоней был. Работал на заводе, всю зарплату в дом приносил. Мастер на все руки, по дому помогал, пылесосил, мыл посуду и вообще души во мне не чаял. Но как случился этот чертов апокалипсис, его будто подменили. Как с цепи сорвался, глаза стеклянные, и смотрит вроде на меня, а кажется куда-то дальше, сквозь тело.

— Ага, знаю я таких, — ухмыльнулся Игорь Маркович. — Постоянно хвастаются, и это у них дома есть, и это. То баню на огороде построят, то гараж новый купят поближе к дому. А как спросишь сотню на четверку добавить в долг, так ни копейки нет. Верно ты подметила, становятся сами не свои, глаза стеклянные и смотрят, будто не замечают меня вовсе.

— Давайте спать, — Маша потянула руки в стороны и широко зевнула. — Сегодня был трудный день.

***

— Вставай, дядя Гоша! — тормошил за плечо мужчину Крантик. — Ты идешь с нами или нет? Уже рассвело. Собирайся.

— Сколько раз говорил, не называй ты меня Гошей, — недовольно ворчал мужчина. — Зови «Карандаш», раз имя с отчеством тяжело произносить.

Друзья вышли из здания и направились в сторону станции. В лесу было тихо, лишь где-то рядом куковала кукушка. Обувь девушек быстро намокла от утренней росы.

Отряд подошел к станции тихо. Маша вызвалась идти первой с тесаком в руках. Девушка тихонько приоткрыла входную дверь и, увидев трупы на полу, с ужасом в глазах произнесла:

— Это не они...

Следующая часть.

Если интересно, еще книги тут.

Наверное, периодическая дереализация – это тоже одна из тех монет, что приходится платить за возможность заниматься искусством…

Я включила телефон. Мессенджеры были переполнены сообщениями. В соцсетях висел с десяток посланий от каких-то неизвестных персонажей, желающих познакомиться – сгоряча всех отправила в бан. Мне бы тут с теми, что уже есть, разобраться.

Не стала разбирать почту – это занятие на час, а то и больше.

Зафиксировала только вчерашнее сообщение от Вика: «Зайдешь сегодня?»

Как сомнамбула, собрала рисунки, карандаши и прочее, оделась. Выбралась на холодную пустую улицу. Мир, припорошенный снегом, изменился необычайно. Он был уже настолько иным, словно не наступало другое время года, а я попала в параллельное пространство.

Зашагала к остановке пригородного автобуса.

Белое к белому. Белое к серому.

Известняк под снегом казался грубее, тяжелее, основательнее. В пейзаже ощущалась безысходность. В крошечном старом городе оставалось не так много жителей, но я не сомневалась, все они сильны духом.

Чтобы жить здесь, нужно быть крепким человеком.

Словно в трансе, я ждала автобус. Воздух пропитался тоскливой обреченностью. В разговоре старушек на остановке чудилось зловещее: у одной умер муж, у другой был при смерти.

«Только не умри раньше меня, – мелькнула невольная мысль. – Я не хочу тебя хоронить. Делай что хочешь, только живи».

Наконец подошел автобус. Мы загрузились в его теплое, дышащее ветошью и коровьим молоком тело и направились в сторону областного центра.

Я даже не стала заходить домой. И почему-то не подумала, что буду делать, если его не окажется на месте. Ноги сами понесли по адресу, который был слишком хорошо знаком. Здесь тоже все было усыпано снегом – и магически преображено его мокрой прелестью. Природа надеялась на обновление. Мне тоже хотелось верить в чудо.

Вик был дома. Одно из потрясающих преимуществ фрилансера – большую часть времени ты все же дома, а не где-нибудь еще.

Он встретил меня в тех же светлых штанах и футболке, в которых я видела его в последний раз. Я знала, что он привязан к вещам, вернее сказать, не выбрасывает их, пока не придут в негодность. Наверное, в том числе поэтому ему было сложно и от меня избавиться – сказывался консерватизм натуры.

– Ты звал…

– Да вот, хотел отдать тебе кое-что.

– Отдать?

Кажется, последними шмотками, осевшими на территории друг друга, мы обменялись уже довольно давно.

– Угу. Да пройди ты, не стой на пороге.

Для Вика это почти вежливость. В недоумении я раздеваюсь и прохожу в комнату.

Он роется в бумагах. Достает пластиковую синюю папку. С одной из таких он ходил на учебу, я помнила.

Я открываю ее.

Собранье пестрых зарисовок предо мной…

Оказывается, он долгие годы хранил все это.

Я сажусь на кровать, начинаю рассматривать.

Интуитивно я чувствую, что все это гораздо лучше того, что показывал мне Вик в прошлый раз, но в то же время понимаю, что совершенно необъективна.

Это рисунки разных лет. Мои портреты.

Нета за компом. Нета с карандашом в руке. Нета на ступенях академии – вид снизу. Так, как он запомнил, когда стоял там. Нета идет по улице – юная, раскованная, светящаяся от счастья. Падают листья – он знал, как я обожаю осень. Нета сидит в кресле, забравшись с ногами. Нета пускает мыльные пузыри. Нета показывает язык.

Нета издевается над этим миром – ведь если принимать его всерьез, остается только заплакать.

О боже, боже.

Сколько же ты думал обо мне.

Все время думал и все время возвращался.

Как же много я для все-таки значу, мой вечный враг и соратник.

Почему мы все-таки не смогли, не выстояли, не сумели?..

Я листаю страницы.

Постепенно характер рисунков меняется. Романтическая идеализация куда-то уходит. Растрепанная девица, валяющаяся на кровати, не слишком привлекательна. Одеяло свисает до пола, валяются разбросанные книги и карандаши, на грязном ламинате несколько пустых кружек из-под чая.

Нета уткнулась в рисунок. Близоруко щурится. Тонкие губы сложены в жесткую ниточку. В глазах нет нежности, только сосредоточенность и воля. Никакой женственности. Эта иссушенная мумия мало напоминает девушку с первых рисунков.

Нета орет. Рот непропорционально увеличен. Весь мир состоит из ее крика. В манере художника что-то от Дали, какое-то фантастическое правдоподобие.

Нета спит. Или может быть, дрыхнет? Лицо лишено всякого выражения. Оно преувеличенно тупо, как у крестьянской бабы. Как он подглядел такое? Неужели я правда так ужасно выгляжу?

Этот нос – разве он так велик? Губы так тонки? Кожа напоминает цветом холодный труп?

Рисунки все больше приобретают характер шаржа. Это карикатуры. Злые, сочные, едкие карикатуры.

Вик всегда умел высмеивать. Был у него такой талант.

Нет, нет, я не настолько изменилась. Настроение эскизов менялось вместе с деградацией наших отношений. Чем больше мы скандалили и ругались, чем больше ненавидели друг друга, тем мерзотнее я выглядела в его глазах. Может быть, он даже рисовал, чтобы не выяснять отношения лишний раз… Выплескивал таким образом накопившиеся горечь и обиду…

В углах листов – даты. В первые годы рисунков очень много. Поначалу он рисовал меня почти каждый день. Потом все реже. Позже – какими-то наплывами, по серии раз в несколько месяцев. И наконец, за последние два года – почти ничего… Всего шесть эскизов… И те сделаны явно без старания и в спешке…

Да ну к бесу. Надо завязывать.

– Я тебя поняла, – я сдержанно улыбаюсь. – Я заберу. И да, это лучше, чем дамы в шляпках.

– Тебе правда нравится? – приподнимает он бровь.

– Даже очень. Здесь много интересного. И эволюция весьма показательная. Но я не думаю, что есть смысл говорить об этом.

– Я тоже так считаю.

Я аккуратно складываю рисунки в синюю пластиковую папку. Я знаю, что она будет со мной всегда, до самой смерти. Но едва ли мне захочется показать кому-то ее содержимое.